Ратибор с трудом преодолел приступ робости, вернее, внутреннего сопротивления собственной жажде истины, тем обвинениям, которые хотел предъявить проконсулу.
— Почему вы…
Грехов поднял руку, призывая его остановиться. Ратибор замолчал — рация принесла голос дежурного по отделу:
— Объявляется «джоггер» по системе Юпитера! Конструктор подходит к зоне прямого влияния. Все транспортные трассы системы с этого момента закрыты. Полеты внутри зоны разрешены только погранфлоту с кодовым опознаванием. Повторяю…
— Не возражаешь, если мы посмотрим этот спектакль? — Грехов щелкнул пальцами, и стена гостиной с нишами, в которых стоя ли сувениры, превратилась в виом.
Ратибора покоробило слово «спектакль», но он сдержался, проговорив:
— Если вы не торопитесь…
Свет в комнате погас — окна перестали быть прозрачными, и в глубине виома проступило изображение системы гигантской планеты со всеми ее спутниками.
Сначала Ратибор подумал, что это цветная схема, потом пригляделся и с недоумением поднял бровь. Ракурс видеопередачи был, конечно, необычен, но главное, каждая планета, даже из числа самых маленьких спутников, была видна исключительно отчетливо, будто находилась рядом, на расстоянии прямого визуального наблюдения. И в то же время было понятно, что передача ведется с одной камеры, а не от сотни видеокамер, направленных каждая на свой объект; изображение не было синтезированным, хотя для того, чтобы так показать всю систему Юпитера, необходима была обработка изображения с введением логарифмического масштаба.
Ратибор невольно посмотрел на Грехова, волосы которого слегка светились в темноте, и тот, не поворачивая головы, сухо бросил:
— Передача ведется серым призраком.
Ратибор просидел оглушенным несколько секунд, прежде чем стал видеть картину Юпитерианской семьи, и снова ему показалось, что над ним тихо зазвенела туго натянутая, готовая оборваться «гитарная струна».
Конструктор появился в поле зрения видеокамеры через несколько минут — клин раскаленных добела «углей», и сразу стали заметны изменения в движении спутников планеты: первыми отреагировала на его приближение свита внешних астероидов с размерами от сотни метров до одного километра, разорвав извечный круг вращения и устремившись под влиянием тяготения Конструктора прочь от Юпитера. Затем «дрогнул» один из крупных негалилеевских¹ спутников — Синоп, диаметр которого был равен тридцати километрам.
[¹Даты их открытия — от 1904 до 1979 года, сначала им давали просто номер, и лишь в конце семидесятых годов они получили современные названия.]
В молчании Грехов и Берестов смотрели на картину медленного разрушения еще одной планетарной семьи, так и не изученной как следует людьми. И казалось, вместе со всеми с тревогой смотрит на вторжение сам Юпитер, покрытый словно от волнения пятнами и полосами турбулентных движений атмосферы.
И вдруг внезапно все прекратилось. Вернее, прекратилось неуклонное «скатывание» спутников в гравитационную могилу Конструктора, хотя сам он продолжал двигаться в прежнем направлении и с той же скоростью. Сквозь глубокую «яму» прямого эфира в наушниках рации пробился голос дежурного:
— Наблюдается резкое падение поля тяготения Конструктора, примерно на шесть порядков. Впечатление такое, будто он лишился девяносто девяти процентов своей массы. Объяснений эффекту нет. Галилеевские спутники изменить орбиты не успели.
Ратибор оглянулся на Грехова и увидел беглую усмешку на его губах, вызванную, очевидно, словами дежурного (проконсул тоже был включен в цепь «спрута»). Посидев еще немного, хозяин выключил виом и впустил в гостиную солнечный свет.
— Все, спектакль окончен, больше ничего интересного не про изойдет.
Они посмотрели друг на друга.
— Итак, ты хотел спросить, почему я не вмешиваюсь в события, когда у меня такие покровители, как чужане и серые призраки. А почему ты считаешь, что я ничего не делаю?
— Я так не считаю. — Ратибор вспомнил предупреждение Бояновой, и неприятное ощущение жжения в желудке усилилось. — Наоборот, мы считаем, что зная, чем все закончится, вы по логике вещей вообще ничего не должны делать.
— Мы? — Тонкая, с едва заметной иронией усмешка снова скользнула по губам Грехова. — Кто это «мы»? Забава?
Ратибор выдержал взгляд, хотя хозяина обмануть не смог. Габриэль кивнул.
— Она давно относится ко мне с предвзятой настороженностью, хотя, видит бог, я не давал повода.
— И все же она права: вы могли бы предотвратить многие беды, последствия плохо просчитанных шагов погранслужбы, если бы сообщили всем, чего нам ждать.
По смуглому лицу проконсула пробежала тень, глаза стали совсем черными, глубокими, в них проглянула холодная жестокость и странная тоска, готовая затопить все пространство. Несколько мгновений он смотрел на Берестова, не меняя позы, потом выражение лица изменилось, к нему вернулась обычная угрюмая озабоченность.
— А вы сами разве не в состоянии определить, что вас ждет? — Грехов подчеркнул слово «вас», как бы отделяя себя от остальных.
— Вы же знаете наши расчеты. Если Конструктор не остановится, мы будем вынуждены объявить ему войну, у нас нет иного выхода.
— Ошибаетесь. — Это слово Грехов проговорил вслух, тихо, почти по слогам. — Выход есть, но вы его не видите.
— Какой выход? Экстрамобилизация? Эвакуация всего населения Земли? Это практически невозможно. Или, может быть, есть шанс остановить Конструктора в поясе астероидов?