— И вы как все, — с горьким смешком прервал свою речь Михаил. — Шарлатан… Оливер Лодж назвал меня камертоном событий. И лет мне ровно двадцать три тысячи сто пять.
«Пророк! — хмыкнул про себя Ивонин. — Михаил — пророк… «ангел», так сказать… камертон событий… Обалдеть можно! Интересно, откуда он сбежал?»
Ивонин с сожалением посмотрел на часы, окончательно уверовав в свою гипотезу о сбежавшем больном.
— Извините, мне пора идти. Интересно было познакомиться. Так я ничем не могу вам помочь?
— Вы уже помогли, — пробормотал Михаил, щеку его дернул нервный тик. — Прощайте…
Он шагнул из ниши и растаял в шелестящей дождем темноте. Издалека, словно из–под моста, донесся голос:
— Спасибо за участие!
И все стихло, остался лишь шелест осеннего дождя, одевшего в блестящую под светом фонарей кольчугу асфальт тротуара.
Ивонин потоптался на месте, зачем–то заглянул через перила под мост, никого и ничего не увидел, выругался в душе и побрел на светлое зарево огней вдоль набережной, которое сулило сухое тепло и отдых. Его вдруг начала колотить дрожь, как и странного собеседника на мосту, и, словно отзвук жуткого колодца, в голове засела заноза боли. «Заболел! — с долей удивления подумал он. Простудился и заболел, вот и все. Отсюда и сегодняшние приключения, «встреча с камертоном событий»… Бред собачий! По словам мамы, я всегда был излишне впечатлительной натурой, вот и нафантазировал…»
На встречу с Ингой он опоздал…
Ночь провел плохо.
Боль не отпускала, пульсирующая, скачущая, колющая боль.
Ивонин снова и снова вспоминал незнакомца на мосту, снова и снова анализировал его слова, поведение, и утром вдруг с пугающей ясностью понял он не просто простудился, а заразился от Михаила! Тот существовал наяву, а не в горячечном бреду сна.
Подходящая психонатура, горько думалось Ивонину. Неужели все это мне не привиделось? Не сон, не бред, не галлюцинация? Что же делать? Если у «камертонного» вируса большой инкубационный период, то, может быть, я успею посоветоваться с… с кем? Кто мне поверит?
Приступ боли, зародившийся где–то в области сердца, свалил его на пол, и он отчетливо увидел стену урагана, поднявшую в воздух деревянные дома какого–то поселка…
«Так! — сказал сам себе Ивонин, лежа на полу и пытаясь унять боль мысленным усилием. — Человек слаб… Человек слаб, если у него нет друзей и он остался один… Но у меня–то они есть! Инга! Ребята в институте… они поверят. Правда, придется разговаривать с ними на расстоянии, чтобы и они не заразились, и мы поборемся! В первую очередь, надо будет научиться определять географические координаты районов бедствий, но с этим я справлюсь, по географии когда–то пятерки были. Михаилу было труднее, у него не оказалось никого, кто хотя бы просто посочувствовал ему. Вот в чем его беда — отсутствие друзей! Вот в чем его трагедия! Плохо, что он опустил руки, отделил себя от всех, «закуклился» в себе самом… бессмертный эгоист! Попробую отыскать его, вместе с нами ему будет легче»…
Ивонин привстал, но жестокий приступ боли затуманил сознание — где–то далеко падал в океан горящий пассажирский самолет.
Ивонин, упорно цепляясь за стол, встал, пошатываясь пошел к телефону.
— Ничего! — выговорил он в три приема, кусая губы. — Мы еще посмотрим, кто кого! Я тоже — стихия!