Прошло несколько минут, прежде чем Железовский перестал хватать воздух ртом, зелень в глазах исчезла, а в тело, рыхлое и легкое, вернулись вес и сила.
Старею, подумал он флегматично, год назад я бы увернулся от такого выпада. Или переборщил с настройкой ответных программ?
Он поглядел на застывшего в двух метрах тренера–инка, улыбающегося вполне естественно, виновато и смущенно, как человек, искренне осознающий свое превосходство.
Нет, старею. И никакой оптимайзинг уже, наверное, не поможет дотянуть до былых кондиций.
Железовский вызвал в стене зеркало, поднял руку, глядя, как буграми вспухают мышцы. Усмехнулся, вытягивая губы трубочкой. «Роденовский мыслитель»… Интересно, кто первый назвал меня «мыслителем»? Слава богу, парень был с головой, могли ведь прилепить и кое–что похлеще… Эрберга его профессионалы за глаза прозвали «статуей командора», а Кий—Короната в разговоре величают просто и со вкусом: «корочун»¹! Железовский снова усмехнулся. Интересно, почему у Ратибора нет клички? На самом деле, почему?
[¹Злой дух, сокращающий жизнь (др. — рус.).]
Наверное потому, ответил он сам себе, что все чувствуют в парне дремлющую силу. Пока дремлющую, может быть, но силу. И вообще в человеке, в мужчине, окружающими наиболее ценится сочетание интеллекта и действия, счастлив тот, у кого гармония в этом смысле от природы. У Ратибора, правда, иногда случаются перегибы в действии, но это по молодости лет…
— Что разулыбался? — проворчал Железовский, поворачиваясь к партнеру. — Сгинь, исчадие ада!
Тренер–инк — «динго», конечно, с наведенной сенсомоторикой, сгинул. Аристарх взглядом привел помещение в порядок, снял трико и стал под душ. Через несколько минут вылез, пшикнул озонной струей и прошел на рабочую половину служебного модуля, сел за рабочий стол. Выбрал программу и превратил помещение в беседку в парке. Еще через минуту в «беседку» вошла Забава Боянова. Села напротив, нога за ногу, улыбнулась глазами, окидывая взглядом глыбу за столом.
— Поднимал тонус?
— Старею, — вместо ответа буркнул Железовский. — Как–никак девяносто восемь.
— Не прибедняйся, старик. В пересчете на годы хомо ординарис тебе около сорока, это возраст не мальчика, но мужа.
Железовский ухмыльнулся, представив чувства Берестова, узнай тот, что возраст начальника — без малого век.
— Я знаю, о чем ты подумал, — кивнула Боянова. — Не пора ли на покой или, по крайней мере, в синклит старейшин? Ты прав, мне — самое время. Закончу работу с Конструктором и уйду… А на свое место буду рекомендовать тебя.
Железовский долго сидел неподвижно и молча, как изваяние. Думал. Пси–обмен собеседников продолжался, их пси–поля были близки по оттенкам эмоций в нюансам содержания, и поэтому они понимали друг друга без слов, хотя «чтением мыслей» назвать этот «разговор» было нельзя. В обычном порядке и Забава, и Аристарх пользовались для мысленных переговоров — наиболее оперативного способа связи — пси–рациями, как и остальные оперативники безопасности и все люди вообще, но если случалось что–нибудь экстраординарное, могли общаться и без помощи аппаратуры, мысленно, при сосредоточении и большом расходе нервной энергии.
— Как там твой опер? — прервала молчание Боянова.
— Нормально. Изредка пытается выйти за рамки оператора — из–за избытка сил и желания быть на острие атаки. Справится.
— Он в самом деле не понимает, что самостоятельные действия для опера такого масштаба исключены?
— Понимает, но… — Железовский хмыкнул. — Мало кто знает, кроме тех, кто прошел это, насколько скучна работа опера! У Ратибора больше возможностей, чем у простого координатора тревоги, вот он и находит себе оперативные ходы вроде похода к Гиппарху или к «серым людям» в Такла—Маканский заповедник. Кстати, на заседании Совета ты промолчала, когда обсуждали кандидатуру.
— Подумала — пусть попробует этого хлеба, может, ты и в самом деле видишь дальше?
— Иногда, — серьезно кивнул Железовский. — Интрасенс в нем растет, хотя и медленней, чем хотелось бы.
— Боюсь, когда мы вплотную подойдем к «роковой черте», он будет не готов, и тогда за работу ответишь ты.
— Отвечу. — Слово, тяжелое и твердое, под стать облику комиссара отдела безопасности, упало, как глыба камня.
Из панели стола вылез стержень с алой каплей света, в столе тихо просвистел вызов. Железовский оторвал от стержня алую каплю и посадил на ухо, вытянул из стола клипс пси–рации «спрута», подцепил на второе ухо, «ушел» в разговор с неведомым абонентом. Закончил разговор через минуту, глянул на гостью:
— Нужен твой совет. На том материке создано «Общество по спасению Конструктора» со штаб–квартирой в Нью—Потомаке, активно включившееся в кампанию по запрещению строительства Т-конуса. Инициатор создания «общества» неизвестен, но предполагается, что это один из наших новых подопечных, так сказать, «возвращенцев с того света».
— Экзосенс?
— Этот термин применим только к людям, получившим свои экстраспособности под воздействием внешних факторов, а «возвращенцы» — не люди, информкопии… хотя с другой стороны нет смысла затевать схоластические споры — кого и с какой натяжкой можно называть человеком.
— Ну, инки во всем индентичны человеку, кроме скорости мышления и способа размножения, и тем не менее мы их людьми не называем. Господи, ну и окружение: «серые люди», чужане, вообще не люди!.. Кошмар!