— Берегитесь!
Из всех пассажиров куттера он был единственным интрасенсом и чутье на опасность имел отменное. Пока остальные, не понимая, в чем дело, смотрели на него, Баренц успел натянуть эмкан ручного управления, и тут же в блистере аппарата появилось рваное отверстие величиной с голову человека. Куттер резко завалился вбок, но сделал это недостаточно быстро, потому что в прозрачном колпаке машины появились еще две дыры, и тут только пассажиры поняли, что по ним ведется огонь из какого–то мощного оружия. Над аппаратом стремительно пронесся голубой стрелообразный силуэт, напомнивший хищную птицу, в кабину куттера влетел огненный шар и лопнул тремя снопами огня. Вскрикнул Максимов.
Баренц растопырился в кресле, напрягаясь.
Куттер нырнул вниз, вошел в облака, спиралью проткнул их и вышел над Карелией. Голубой аппарат- скоростной неф класса «три ноги» — не отставал, но Баренц недаром когда–то был драйвером–прима и не давал неведомому стрелку прицелиться поточнее, бросая аппарат по немыслимым формулам ломаных траекторий, просчитать которые было невозможно и компьютеру.
Карусель странного воздушного боя прекратилась так же внезапно, как и началась: обойма подстраховки по императиву «телохранителя» наконец вышла на дистанцию прямого прикрытия и включилась в схватку. Куттер выровнялся, но продолжал вздрагивать и покачиваться, словно хромая лошадь.
Баренц поискал глазами машину стрелка и успел увидеть финал инцидента: всплеск белого огня, облако искр, гаснущее в падении, как ракета фейерверка, и три стремительных блика на корпусах пограничных машин.
— Прошу прощения за опоздание, — прорезался в интеркоме голос командира патруля. — Помощь нужна?
— Нет, — тяжело сказал председатель Совета безопасности, ведя вздрагивающий куттер на снижение. — Почему не задержали живым? Кто стрелял?
— Мы не вели огонь на уничтожение, — сухо ответил пограничник. — Он взорвался сам.
— Инк, запрограммированный на нападение?
— Если бы это был инк, он действовал бы точнее.
— К-диверсант? Человек?
— Ни тот, ни другой. Судя по всему, это был «серый человек». Он шел навстречу в нормальном темпе, и мы не сразу разглядели, кто внутри. Хорошо, что он открыл огонь на большой дальности.
Баренц оглянулся, бегло оглядел компанию: Максимов держался за плечо, левая щека его была обожжена и покраснела, Хакан Рооб цел и невредим, сидел в позе тибетского ламы с полузакрытыми глазами, Кий—Коронат хмуро вертел в руках осколок блистера.
— Живы, отцы? Садимся.
— Ты же говорил, что К-диверсанты с их «серой гвардией» не представляют реальной силы, — пробурчал директор УАСС. — А они самые натуральные террористы с весьма широкими возможностями.
Баренц снова оглянулся, сухое костистое лицо его с широким лбом и неулыбчивыми глазами было серьезно, но в голосе послышались нотки необычного для него сожаления:
— А не зря тебя прозвали корочуном, Остап. На твоем месте я бы задумался о происхождении прозвища.
— Что–то я не слышал, чтобы начальники нравились всем подчиненным, — все тем же ворчливым тоном отозвался Кий—Коронат, не обижаясь. — Лучше быть корочуном, чем «статуей командора», как прозвали Эрберга.
Рооб, рассматривающий ногти на руке, засмеялся тихим мелким смехом. Кий—Коронат удивленно, Максимов с любопытством, а Барейц озадаченно посмотрели на него.
В дырах, пробитых в прозрачном колпаке машины, окруженных сеткой трещин, свистел ветер, куттер вздрагивал и норовил свалиться в штопор, что–то позванивало и потрескивало в его каркасе — вот–вот гляди развалится, а председатель ВКС смеялся…
Что–то промелькнуло за бортом, Баренц резко поднял голову, мгновенно подбираясь, но это были галеоны сопровождения, один из них успокаивающе покачал узкими лонжеронами стабилизатора.
* * *
Служебный модуль Савича ничем не отличался от кабинета Железовского, разве что его хозяин был связан с обработкой массивов информации совершенно из другой области знания.
Выключив пейзаж: луг, кромка леса, голубое небо, река, — Савич сел рядом с гостем, поправил на виске сетчатый лепесток эмкана. Стена напротив превратилась в дымную пелену, опрокинулась, распахнув черный зев космического пространства с россыпями созвездий; на этом фоне влево уходила, теряясь в бесконечности, полупрозрачная, белесая труба, похожая на древко копья, украшенного светящимся красноватым «наконечником». Было видно, что «наконечник» тихонько движется, удлиняя хвост древка, вызывая в памяти ассоциации древней ракеты и высотного самолета. Это было развернутое компьютером изображение тоннеля Большого Выстрела, увенчанного «тенью».
— Сто с лишним тысяч парсеков, — нарушил молчание Савич. — Но я думаю, ствол тянется до границ нашего метагалактического домена, нам просто не хватает возможностей для определения всей его длины.
На белесом древке зажглись зеленые и желтые огоньки, обозначившие места расположения маяков предупреждения и погранпостов. Казалось, было их много, несколько тысяч, однако на самом деле расстояния межру соседними парами достигал не менее трехсот миллиардов километров.
— Фронт, — пробасил Железовский мрачно.
Савич кивнул, поняв собеседника.
— Не умер древний термин, живет, наполняясь новым смыслом и не теряя старого. Никогда не думал, что фронт может существовать без воюющих сторон, не разделяя врагов. Никогда не думал, что возможна мыслящая сил а вне ее материального воплощения! А ведь имею одни из самых высоких в Системе уровней абстракции. Похоже, Конструктор в конце концов научит нас мыслить нестереотипно.