Избранные произведения. Том 6 - Страница 157

157

Брови у Насти поднялись.

— Вы думаете, что она?..

— Уверен. Неужели ты считаешь, что Забава не смогла бы тебе помешать?

Анастасия растерянно посмотрела на Ратибора, стоявшего с ничего не выражавшим лицом, будто разговор его не касался, потом снова на Железовского.

— Не знаю… наверное, могла…

— Зато я знаю. — Комиссар кивнул всем присутствующим и двинулся к выходу.

— Мне с вами? — мысленно спросил его Ратибор.

— Побудь с Настей, пусть успокоится. Через два часа встретимся в Центре-1 на Земле.

Связь «спрута» принесла три длинных ноты: ре–ми–соль — сигнал общего внимания, затем раздался незнакомый гортанный голос, пересыпанный свистящими обертонами:

— Дивно гремит Бог гласом своим, делает дела великие, для нас непостижимые¹.

[¹Книга Иова, 37. 5].

Голос исчез в нарастающем хрипе, со щелчком наступила тишина.

— Кто это сказал? — опомнился Железовский, застыв у выхода из помещения, где застала его странная передача.

— Обладатель сообщения не идентифицируется, — после паузы ответил координатор «спрута». — Передача не пеленгуется, сигнал возник в системе связи спонтанно.

— Может быть, это чужане шутят? — предположил далекий Баренц. — Или К-мигранты?

— А если сам Конструктор?

— Вряд ли, если бы он способен был так шутить, давно установили бы с ним прямой контакт.

— В таком случае задание лингвистам и ксенопсихологам: срочно разобраться в послании и дать рекомендации.

Аристарх вскинул руку, прощаясь, шагнул за порог, исчез.

— Идем, — разжал губы Ратибор, беря Настю под руку.

— Куда?

— На Землю. Габриэль, наверное, прав, все сейчас решается там, даже судьба Конструктора, хотя представить это трудно. Интересно, что он хотел сказать своим «мы не встретимся»?

Анастасия вздрогнула, хотела что–то сказать, но передумала, а Ратибор был занят своими мыслями, и поэтому мысль девушки прочитать не смог.

* * *

За три часа до подхода Конструктора к поясу вакуум–резонаторов стало известно, что из Систем исчезли все чужане. Не только их чудовищные «корабли», за исключением одной «морской раковины», но и отдельные рои и особи. За ними ушли из–под наблюдения и серые призраки.

Безопасники восприняли это бегство как предупреждение очередного, и быть может, последнего катаклизма, и срочно созвали Совет для решения одной–единственной проблемы: что делать? Дискуссия длилась долго — почти пять часов, а потом дискутировать стало некогда, Конструктор подходил к границам «ничейной зоны», за которыми его ждали изготовившиеся к бою установки вакуум–резонансных излучателей.

Ратибор не участвовал в совещании, он сопровождал Настю дамой.

Они избрали кружной путь — через метро тревожной линии попали сначала на спейсер «Клондайк», стерегущий Землю в составе второго погранфлота на расстоянии в миллион километров от нее. Земля отсюда виделась голубоватым пятнышком света, и Анастасия невольно прошептала:

— Господи, какая она маленькая!..

Ратибор не ответил. Ему было холодно и одиноко, несмотря на близость любимой женщины, потому что за ее пережитыми страхом и болью прятались неуверенность и смятение, рожденные тревогой за судьбу Габриэля Грехова, и факт этот не подлежал сомнению. Что он означал для него лично, Ратибор анализировать не хотел, но тщательно скрывал от девушки свое настроение и мысли. Она же, занятая своими переживаниями, скорее всего воспринимала его ровное поведение, как нечто само собой разумеющееся, хотя и мало соответствующее обстановке.

Линия метро «Конунга» вынесла их на Луну, в парк Геограда, откуда они перепрыгнули в Новосибирск. И первое, что поразило обоих — большие группы людей, молча вслушивающихся в речи ораторов, молодых и старых, мужчин и женщин, одинаковых в своем стремлении донести до слушателей свои мысли и переживания. Это были не только члены Всемирного координационного Совета, психологи и социологи Академии наук, но и лидеры неформальных и общественных организаций, писатели, известные деятели искусств, актеры, художники, и просто люди, почувствовавшие ответственность за жизнь на Земле, как за свою собственную. Видимо, слова Баренца и Грехова, прозвучавшие в передаче всемирного информвидения, не пропали даром. Зерна сомнения в правильности курса «защиты до последнего патрона», посеянные в благодатную почву, взошли и уже давали свои плоды: люди начинали думать, взвешивать свои действия и чувства, и все меньше оставалось таких, кто на появление К-гостей отвечал пальбой или криком страха.

По дороге к дому почти не разговаривали. Настя перестала дрожать и шла задумчиво–рассеянная, опираясь на твердую руку Берестова. На широте Новосибирска стоял полдень, солнечный и тихий, воздух был напоен ароматами начала лета, природа звала отдохнуть, и не хотелось думать ни о чем зловещем, и только лица попадавшихся на пути прохожих заставляли сердце биться в прежнем ритме заботы и тревоги.

Ратибор не стал заходить к Анастасии, а она не стала его приглашать. Оба все понимали без слов.

— Берегись, опер, — тихо сказала девушка на прощание, не отвечая на его поцелуй, — еще не все закончено… и нет уверенности ни в чем. Обещай мне выполнить одну просьбу.

Ратибор посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, чего она хочет, сказал медленно, как Железовский:

— Обещаю.

— Найди Габриэля… где хочешь, но найди. И передай… — Она подумала. — Передай ему, что он ошибается, он — не изгой, ты понял?

157